Сойка-пересмешница | Сделать закладку
нас. Не так давно у них прошла какая-то эпидемия оспы и убила множество людей, а еще большее количество оставила бесплодными. Новый скот для разведения. Вот кем они нас видят.
Еще в Десятом он работал на одном из коровьих ранчо, сохраняя генетическую разнородность стада посредством имплантации замороженных коровьих эмбрионов. Скорее всего, насчет Тринадцатого он абсолютно прав: не кажется, что вокруг полно детишек. Ну и что? Нас не водили за ручку, а учили работать, дети продолжали учиться. Тем, кто был старше четырнадцати, присваивали начальный военный ранг и почтительно величали "Солдатом". Каждому беженцу власти Тринадцатого автоматически присваивали гражданство.
И все же, я их ненавижу. Но сейчас, разумеется, я ненавижу почти всех. И себя — больше, чем кого-либо.
Поверхность под ногами становится жестче, и под ковром из пепла я ощущаю каменную брусчатку центральной площади. Там, где раньше находились магазины, осталась лишь мелкая кучка мусора. Куча почерневших обломков заменила собой Дом Правосудия. Я шагаю туда, где предположительно находилась пекарня, принадлежавшая семье Пита. На ее месте не осталось ничего, кроме глыбы расплавленной пожаром печи. Ни родители Пита, ни оба его старших брата, никто не добрался до Тринадцатого. Менее десятка хорошо обеспеченных людей смогли убежать от огня. В любом случае, у Пита нет ни единой причины желать возвращения домой. Кроме меня…
Я отхожу от пекарни и спотыкаюсь обо что-то, теряю равновесие и усаживаюсь на кусок раскаленного солнцем металла. Гадаю, что же это может быть, потом вспоминаю последние нововведения Треда касательно этой площади. Плахи, столбы для порки, а это — остатки виселицы.
Плохо. Это плохо. Это окунает в водоворот картинок, которые терзают меня как спящую, так и бодрствующую. Пита подвергают пыткам — топят, жгут, мучают, бьют электричеством, наносят тяжкие увечья, избивают — так Капитолий пытается заполучить информацию о восстании, о котором он не имеет понятия. Я плотно закрываю глаза и стараюсь добраться до него через сотни и сотни миль, чтобы передать свои мысли в его сознание, дать ему знать: он не один. Но это так. И я не могу ему помочь.
Бегу. Прочь от площади к единственному месту, не уничтоженному огнем. Я перешагиваю через обломки дома мэра, в котором жила моя подруга Мадж. Ни звука от нее или ее семьи. Их отвезли в Капитолий из-за положения ее отца или оставили в огне? Пепел кружится вокруг меня, и я подношу подол рубашки ко рту. Без разницы, что я вдыхаю, но без этого я могу задохнуться.
Трава выжжена, и серый снег падает здесь точно так же, как и везде, но двенадцать прекрасных домов Деревни Победителей уцелели. Я залетаю в дом, в котором жила весь прошлый год, со стуком захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Место кажется нетронутым. Чистым. Подозрительно тихим.
Зачем я вернулась в Двенадцатый? Как этот визит поможет мне ответить на вопрос, от которого я не могу уйти?
— Что мне делать? — шепчу я стенам.
Потому что
Еще в Десятом он работал на одном из коровьих ранчо, сохраняя генетическую разнородность стада посредством имплантации замороженных коровьих эмбрионов. Скорее всего, насчет Тринадцатого он абсолютно прав: не кажется, что вокруг полно детишек. Ну и что? Нас не водили за ручку, а учили работать, дети продолжали учиться. Тем, кто был старше четырнадцати, присваивали начальный военный ранг и почтительно величали "Солдатом". Каждому беженцу власти Тринадцатого автоматически присваивали гражданство.
И все же, я их ненавижу. Но сейчас, разумеется, я ненавижу почти всех. И себя — больше, чем кого-либо.
Поверхность под ногами становится жестче, и под ковром из пепла я ощущаю каменную брусчатку центральной площади. Там, где раньше находились магазины, осталась лишь мелкая кучка мусора. Куча почерневших обломков заменила собой Дом Правосудия. Я шагаю туда, где предположительно находилась пекарня, принадлежавшая семье Пита. На ее месте не осталось ничего, кроме глыбы расплавленной пожаром печи. Ни родители Пита, ни оба его старших брата, никто не добрался до Тринадцатого. Менее десятка хорошо обеспеченных людей смогли убежать от огня. В любом случае, у Пита нет ни единой причины желать возвращения домой. Кроме меня…
Я отхожу от пекарни и спотыкаюсь обо что-то, теряю равновесие и усаживаюсь на кусок раскаленного солнцем металла. Гадаю, что же это может быть, потом вспоминаю последние нововведения Треда касательно этой площади. Плахи, столбы для порки, а это — остатки виселицы.
Плохо. Это плохо. Это окунает в водоворот картинок, которые терзают меня как спящую, так и бодрствующую. Пита подвергают пыткам — топят, жгут, мучают, бьют электричеством, наносят тяжкие увечья, избивают — так Капитолий пытается заполучить информацию о восстании, о котором он не имеет понятия. Я плотно закрываю глаза и стараюсь добраться до него через сотни и сотни миль, чтобы передать свои мысли в его сознание, дать ему знать: он не один. Но это так. И я не могу ему помочь.
Бегу. Прочь от площади к единственному месту, не уничтоженному огнем. Я перешагиваю через обломки дома мэра, в котором жила моя подруга Мадж. Ни звука от нее или ее семьи. Их отвезли в Капитолий из-за положения ее отца или оставили в огне? Пепел кружится вокруг меня, и я подношу подол рубашки ко рту. Без разницы, что я вдыхаю, но без этого я могу задохнуться.
Трава выжжена, и серый снег падает здесь точно так же, как и везде, но двенадцать прекрасных домов Деревни Победителей уцелели. Я залетаю в дом, в котором жила весь прошлый год, со стуком захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Место кажется нетронутым. Чистым. Подозрительно тихим.
Зачем я вернулась в Двенадцатый? Как этот визит поможет мне ответить на вопрос, от которого я не могу уйти?
— Что мне делать? — шепчу я стенам.
Потому что
»Сэмюэл Коллинз
»Фантастика
В библиотеку
