Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

это звали, лишь насмешливо
обозначая масштаб потерь, потери там были действительно почти как на фронте, но
жизнь гораздо хуже.
Фронт — он от людей; что на земле, что на небе. Люди не хотят видеть свою
жизнь и заслоняют солнце — вот и все. Если бы люди дружно захотели, солнце
вообще перестало бы светить, или наоборот, светило бы сильнее, или мигало. Но
люди не хотят Солнце, они хотят фронт, и он появляется.
Люди чувствуют, что мир — это война, но не могут понять, что и война — тоже
мир, и кидаются в крайность. Мир или война. Да, у Реки всегда два берега, а не
один; но главное не берега, а сама Река, которую люди не видят. Главное всегда
скрыто.
Старик шел по пустому поселку, привычно благословляя места, где люди едят,
спят и совокупляются с женщинами, легко растворяя в бесконечности завязывающиеся
возмущения. Если раньше, когда был стар и силен, он силой задавливал бы их в
землю, то сейчас, дряхлым, с краешком тюбетейки, еще торчащим из поглотившей его
тело могилы, он ощущает Землю как себя, и не хочет делать ей больно. Эта работа
больше не требует гробовой тишины в голове, и старик не мешает мыслям тихо
струиться, следуя вечной Реке, несущей все в этом мире:
Люди могут это делать, и могут делать многое другое, но не хотят знать о
своей силе. Почему-то слабость кажется им сладкой. Им нравится быть слабыми,
нравится быть рабами. Конечно, те великие Знающие, которые называют себя
Мастерами, те, которые сделали людей такими для своего удобства — тоже причина,
но главное в самих людях. Когда человек не хочет чего-то всем сердцем, то
никакой Мастер не сможет ничего изменить. Знание и незнание не главное.
Главное — сердце, оно сильнее всего в мире, потому что больше мира; даже сам
Тенри только часть сердца любого, самого жалкого и слабого человека…
Старик достиг последнего дома поселка. Осталось совсем немного, но как плохо
идут ноги, не успевают вовремя подыматься и опускаться… Да, осталось совсем
немного, это точно. Сейчас бы посмотреть на солнце и выпить немного его теплого
белого золота, но солнца нет, и неоткуда взять силы. А ведь еще заниматься с
этим человеком.
— _Тенри,_если_ты_велел_мне_забрать_его_у_духов,_то_дай_же_и_сил…_ — снова
бесстрастно ворчит старик. — _Простой_силы_для_тела,_чтоб_хотя_бы_вымыть_его.
Я_не_мыл_его_уже_два_дня,_Тенри._Человеку_не_годится_быть_грязным._
Только где Тенри в этом человеке? Он выполз из землянки и лежит в грязи,
воняя даже на холоде, и кажется, что мерзлая грязь растаяла под его головой —
там, где в единственном глазу углем горит ненависть, не обращенная пока ни на
кого конкретно, абстрактная, но от этого еще более жуткая.
_Вот_чего_так_испугался_маленький_Рашат,_ — думает старик, подымая
вырубившегося человека с грязной дороги. — _Жаль._Он_неплохо_помогал,
взять_хотя_бы_ту_же_воду._ И тут же забывает о мальчишке, которому