Магический кристалл | Сделать закладку
статуей Исиды значилось имя Брут, а за
высокой арочной стеной арены не было самой арены. Но сейчас император,
осматривая столицу, уже не обращал внимания на такие мелочи.
Ромея давно не видела подобных приготовлений, сравнимых разве что с
триумфальным возвращением легионов после победоносных войн. Однако ни близкого,
ни далекого триумфа не ожидалось, четыре ромейских армии одновременно сражались
в четырех частях света, а это никогда не приносило скорой удачи. Еще молодому,
полному смелых замыслов Юлию, четыре года назад вступившему на престол, нужна
была всего одна, пусть не великая, не сулящая большой добычи, но победа, ибо
Ромея погружалась не только в зримую разруху, но и мерзость бесконечных
поражений, обволакивающую сознание империи.
Сам управляя колесницей, Юлий промчался от причала до своего дворца,
стараясь увидеть столицу мира взором Авездры, и в целом остался доволен. Зодчие,
проникшись желанием осуществить затею императора, поработали на славу, и теперь
Ромей, если, конечно, ехать прямой дорогой, никуда не сворачивая, на холм
Палатин, выглядел почти так же, как при блестящих императорах, в эпоху своего
расцвета и могущества. И все же в облике города не хватало чего-то такого, что
должно было поразить воображение любопытной и своенравной Артаванской
Сокровищницы еще до того, как ее корабли встанут у ромейской пристани.
Несмотря на жаркий полдень, император развернул колесницу и, увлекая за
собой свиту, поехал обратно, к Тибру. На берегу реки, возле выложенного мрамором
и украшенного вазонами по случаю приезда Авездры причала, он спешился и
остановился у подножия столпа, на котором стояла статуя Марманы со своим
символом — поднятой над головой золоченой виселицей.
С отроческих лет знак веры вызывал в нем затаенный страх и неприятие, ибо
однажды, после очередной казни мятежных митраистов, разрушавших марманские
храмы, он оказался в целом лесу из виселиц, с которых еще не были сняты
распухшие, смердящие трупы. И до сей поры священный столб с перекладиной и
распоркой между ними будил в нем тягостные чувства и желание зажмуриться,
впрочем, как и веревочная петля, которую монахи постоянно носили на шее,
опоясывая другим концом черные одеяния. От вида орудия казни Юлию всегда
хотелось сотворить нечто великое, грандиозное и радостное. Как и все императоры,
он тайно почитал Митру и теперь, глядя на крохотную фигурку раба, поднявшегося
на Олимп, он подумал о родосском колоссе, некогда стоявшем вместо ворот в
торговую столицу острова.
И в тот же миг, представив себе гигантскую статую, возвышающуюся над Тибром
и всем Ромеем, ощутил обжигающее, юношеское вдохновение. Вот что может смирить и
даже унизить гордый варварский нрав Авездры!
В последние месяцы, готовясь к приему царевны, император вынужден был часто
беседовать, а иногда и спорить,
высокой арочной стеной арены не было самой арены. Но сейчас император,
осматривая столицу, уже не обращал внимания на такие мелочи.
Ромея давно не видела подобных приготовлений, сравнимых разве что с
триумфальным возвращением легионов после победоносных войн. Однако ни близкого,
ни далекого триумфа не ожидалось, четыре ромейских армии одновременно сражались
в четырех частях света, а это никогда не приносило скорой удачи. Еще молодому,
полному смелых замыслов Юлию, четыре года назад вступившему на престол, нужна
была всего одна, пусть не великая, не сулящая большой добычи, но победа, ибо
Ромея погружалась не только в зримую разруху, но и мерзость бесконечных
поражений, обволакивающую сознание империи.
Сам управляя колесницей, Юлий промчался от причала до своего дворца,
стараясь увидеть столицу мира взором Авездры, и в целом остался доволен. Зодчие,
проникшись желанием осуществить затею императора, поработали на славу, и теперь
Ромей, если, конечно, ехать прямой дорогой, никуда не сворачивая, на холм
Палатин, выглядел почти так же, как при блестящих императорах, в эпоху своего
расцвета и могущества. И все же в облике города не хватало чего-то такого, что
должно было поразить воображение любопытной и своенравной Артаванской
Сокровищницы еще до того, как ее корабли встанут у ромейской пристани.
Несмотря на жаркий полдень, император развернул колесницу и, увлекая за
собой свиту, поехал обратно, к Тибру. На берегу реки, возле выложенного мрамором
и украшенного вазонами по случаю приезда Авездры причала, он спешился и
остановился у подножия столпа, на котором стояла статуя Марманы со своим
символом — поднятой над головой золоченой виселицей.
С отроческих лет знак веры вызывал в нем затаенный страх и неприятие, ибо
однажды, после очередной казни мятежных митраистов, разрушавших марманские
храмы, он оказался в целом лесу из виселиц, с которых еще не были сняты
распухшие, смердящие трупы. И до сей поры священный столб с перекладиной и
распоркой между ними будил в нем тягостные чувства и желание зажмуриться,
впрочем, как и веревочная петля, которую монахи постоянно носили на шее,
опоясывая другим концом черные одеяния. От вида орудия казни Юлию всегда
хотелось сотворить нечто великое, грандиозное и радостное. Как и все императоры,
он тайно почитал Митру и теперь, глядя на крохотную фигурку раба, поднявшегося
на Олимп, он подумал о родосском колоссе, некогда стоявшем вместо ворот в
торговую столицу острова.
И в тот же миг, представив себе гигантскую статую, возвышающуюся над Тибром
и всем Ромеем, ощутил обжигающее, юношеское вдохновение. Вот что может смирить и
даже унизить гордый варварский нрав Авездры!
В последние месяцы, готовясь к приему царевны, император вынужден был часто
беседовать, а иногда и спорить,
»Алексеев Сергей
»Фантастика
В библиотеку
