Магический кристалл | Сделать закладку
это внутреннее пламя
разгорится, созреет и, излившись наружу, в единый миг затопит храм.
В первую минуту он обрадовался, полагая, что настал час истины и этот огонь
несет откровения, которых ждут македоны. Тогда пусть же он заполонит
пространство между каменных стен, пусть извергнется из бойниц и уже неудержимым
потоком обрушится на город. И пусть порожденные войной люди получат то, чего
жаждут многие столетия!
Но в следующий миг исполин узрел, как магический кристалл полыхнул белым
огнем, увеличился втрое, а каменный пол под ним оплавился и вскипел, выбрасывая
брызги. Перед ним расцветал огонь неземной, испепеляющий, и было неведомо, что
станет, если он разольется по храму. Космомыслу казалось, что всего несколько
мгновений он зачарованно взирал, как горит это пламя и увеличивается чаша,
заполненная кипящим гранитом, но когда оторвал взор, увидел в бойницах отблески
закатного солнца. Он вспомнил о сроке, отпущенном Авездрой, и вдруг содрогнулся,
но не от мысли, что придется провести в этом храме целую вечность, и не от
страха смерти — от опасности быть опаленным, ибо Астра распускалась стремительно
и заполняла собой пространство.
Он не знал, что может случиться, но почувствовал, что, выйдя из этого огня,
утратит человеческую природу…
Исполин вскинул руки, чтобы укротить огонь, однако не смог вспомнить ни
единого слова заклинания, некогда полученные от светлогорских старцев, поскольку
память давно привыкла к иным словам и заклинаниям. Тогда он склонился, взял
магический кристалл в ладони и, удерживая перед собой, стал задувать его, как
задувают свечу, мысленно произнося то, что вот уже два столетия было на устах.
Он родился смертным и несколько раз за это время, как и сейчас, умирал,
испытывая ледяной холод, ползущий от ног к сердцу, и знал, что через минуту
перестанет дышать и еще через минуту разум заволочется мраком. И останется
единственная искра света — последняя мысль, Зга, мерцающая перед взором и
хранящая в себе тайну вечности. Она обладала божественной способностью вновь
разжечь пламя жизни, если эта жизнь имела великий смысл и была исполнена
чувством _радости_бытия._ Последняя Зга и была тем ключом, коим открывалась суть
природы бессмертия. Ее-то и утратили потомки Руса, вкусив плоды земного приятия,
испытав не любовь, а удовольствие, ибо чаша сладострастия была слишком мала,
чтобы пить из нее целую вечность.
После каждого удоволетворения приходила великая печаль, гасящая искру
божественной любви, а _бессмертие_не_ведает_печали._
Сейчас, укрощая вырвавшийся из вместилища живой огонь, дуя на него, как дуют
на свежую, саднящую рану, Космомысл видел перед взором эту Згу любви, и она уже
в который раз наполняла его жизнью, будто парус ветром.
Только остудив своим дыханием Астру, он оторвался мыслью от огня и
обнаружил, что наступило утро и в бойницах с
разгорится, созреет и, излившись наружу, в единый миг затопит храм.
В первую минуту он обрадовался, полагая, что настал час истины и этот огонь
несет откровения, которых ждут македоны. Тогда пусть же он заполонит
пространство между каменных стен, пусть извергнется из бойниц и уже неудержимым
потоком обрушится на город. И пусть порожденные войной люди получат то, чего
жаждут многие столетия!
Но в следующий миг исполин узрел, как магический кристалл полыхнул белым
огнем, увеличился втрое, а каменный пол под ним оплавился и вскипел, выбрасывая
брызги. Перед ним расцветал огонь неземной, испепеляющий, и было неведомо, что
станет, если он разольется по храму. Космомыслу казалось, что всего несколько
мгновений он зачарованно взирал, как горит это пламя и увеличивается чаша,
заполненная кипящим гранитом, но когда оторвал взор, увидел в бойницах отблески
закатного солнца. Он вспомнил о сроке, отпущенном Авездрой, и вдруг содрогнулся,
но не от мысли, что придется провести в этом храме целую вечность, и не от
страха смерти — от опасности быть опаленным, ибо Астра распускалась стремительно
и заполняла собой пространство.
Он не знал, что может случиться, но почувствовал, что, выйдя из этого огня,
утратит человеческую природу…
Исполин вскинул руки, чтобы укротить огонь, однако не смог вспомнить ни
единого слова заклинания, некогда полученные от светлогорских старцев, поскольку
память давно привыкла к иным словам и заклинаниям. Тогда он склонился, взял
магический кристалл в ладони и, удерживая перед собой, стал задувать его, как
задувают свечу, мысленно произнося то, что вот уже два столетия было на устах.
Он родился смертным и несколько раз за это время, как и сейчас, умирал,
испытывая ледяной холод, ползущий от ног к сердцу, и знал, что через минуту
перестанет дышать и еще через минуту разум заволочется мраком. И останется
единственная искра света — последняя мысль, Зга, мерцающая перед взором и
хранящая в себе тайну вечности. Она обладала божественной способностью вновь
разжечь пламя жизни, если эта жизнь имела великий смысл и была исполнена
чувством _радости_бытия._ Последняя Зга и была тем ключом, коим открывалась суть
природы бессмертия. Ее-то и утратили потомки Руса, вкусив плоды земного приятия,
испытав не любовь, а удовольствие, ибо чаша сладострастия была слишком мала,
чтобы пить из нее целую вечность.
После каждого удоволетворения приходила великая печаль, гасящая искру
божественной любви, а _бессмертие_не_ведает_печали._
Сейчас, укрощая вырвавшийся из вместилища живой огонь, дуя на него, как дуют
на свежую, саднящую рану, Космомысл видел перед взором эту Згу любви, и она уже
в который раз наполняла его жизнью, будто парус ветром.
Только остудив своим дыханием Астру, он оторвался мыслью от огня и
обнаружил, что наступило утро и в бойницах с
»Алексеев Сергей
»Фантастика
В библиотеку
