Отравленная маска | Сделать закладку
в чьем поле зрения оказывалась Адриенн,
да и не оно одно: в темных волосах девушки сверкала неземной красоты диадема из
бриллиантов с изумрудами, превосходно сочетавшаяся с такими же сережками.
Каналья ювелир, величайший в Париже искусник в своем деле, клялся своей мамой
(покойной), папой (здравствующим), а также бабушками и дедушками по обеим линиям
и предками со всех сторон света, что ни за что, ни за какие коврижки не поспеет
сработать до наступления Нового года сей несравненный гарнитур для несравненной
мадемуазель Дарье. Разумеется, он лгал, хотя его ложь и влетела папаше Дарье в
кругленькую сумму дополнительно к основному счету – за «скорость». Зато теперь
Адриенн могла быть совершенно счастлива среди парижских красавиц, которым она,
по выражению ее отца, до сих пор не отучившегося от ужасных простонародных
словечек, «хорошенько утерла нос».
Адриенн, держа в руке зеленую, бархатную, в цвет платья, полумаску на
палочке, с видимым удовольствием поворачивалась во все стороны, отвечала на
обращенные к ней приветствия, и ее маленькие, с розовыми мочками уши не
пропускали ни единого слова, сказанного о ней. Мужчины были ослеплены и
покорены, женщины – язвительно колки, как всегда.
– Это Адриенн!
– О! Царица Адриенн!
– Опять она! Уйдем отсюда, я не могу ее видеть.
– Нет, ты посмотри, какая прелесть!
– Кто это? – спрашивал кого-то на ломаном французском какой-то англичанин,
назойливо лорнируя девушку.
– О! Дочь денежного мешка, этакий хорошенький денежный мешочек! – И вслед
раздался противный, просто гадкий смех.
И, конечно, вертелись рядом приятельницы, подруги…
– Здравствуй, Адриенн, дорогая! Какое чудное платье! – ворковала одна.
– Линялая тряпка! – сообщит она своей подруге через четверть часа, когда
Адриенн уже не будет поблизости.
В толпе Адриенн очень скоро стало душно и скучно. Мужчины, по ее мнению,
выглядели, как нелепые манекены, а все женщины поголовно походили на отставных
кокоток. Ее кавалер Кристиан Бернар-Вермийон, всего-навсего сын владельца
железных дорог, суетился как мог, пытаясь угодить своей повелительнице. Он подал
ей веер, поднес лимонад, но веер был с презрением отвергнут, а лимонад тут же
вылит на ни в чем не повинный фикус. Бедный Кристиан был удручен. Он был
раздавлен. Он был уничтожен.
Как последнее средство он предложил уйти отсюда. У папы званый ужин, там
собрались самые приличные люди… Да, да, самое изысканное общество, продолжал он,
ободренный молчанием красавицы. Есть даже один писатель, которого прочат в
преемники Виктору Гюго. Правда, сам мэтр, которому пошел уже восьмой десяток,
категорически с этим не согласен и будто бы даже заявил, что лучше остаться
вовсе без преемников, нежели слышать, как учиняют подобное надругательство над
музой поэзии. Кто, собственно, подразумевался под музой и над кем учиняли
надругательство
да и не оно одно: в темных волосах девушки сверкала неземной красоты диадема из
бриллиантов с изумрудами, превосходно сочетавшаяся с такими же сережками.
Каналья ювелир, величайший в Париже искусник в своем деле, клялся своей мамой
(покойной), папой (здравствующим), а также бабушками и дедушками по обеим линиям
и предками со всех сторон света, что ни за что, ни за какие коврижки не поспеет
сработать до наступления Нового года сей несравненный гарнитур для несравненной
мадемуазель Дарье. Разумеется, он лгал, хотя его ложь и влетела папаше Дарье в
кругленькую сумму дополнительно к основному счету – за «скорость». Зато теперь
Адриенн могла быть совершенно счастлива среди парижских красавиц, которым она,
по выражению ее отца, до сих пор не отучившегося от ужасных простонародных
словечек, «хорошенько утерла нос».
Адриенн, держа в руке зеленую, бархатную, в цвет платья, полумаску на
палочке, с видимым удовольствием поворачивалась во все стороны, отвечала на
обращенные к ней приветствия, и ее маленькие, с розовыми мочками уши не
пропускали ни единого слова, сказанного о ней. Мужчины были ослеплены и
покорены, женщины – язвительно колки, как всегда.
– Это Адриенн!
– О! Царица Адриенн!
– Опять она! Уйдем отсюда, я не могу ее видеть.
– Нет, ты посмотри, какая прелесть!
– Кто это? – спрашивал кого-то на ломаном французском какой-то англичанин,
назойливо лорнируя девушку.
– О! Дочь денежного мешка, этакий хорошенький денежный мешочек! – И вслед
раздался противный, просто гадкий смех.
И, конечно, вертелись рядом приятельницы, подруги…
– Здравствуй, Адриенн, дорогая! Какое чудное платье! – ворковала одна.
– Линялая тряпка! – сообщит она своей подруге через четверть часа, когда
Адриенн уже не будет поблизости.
В толпе Адриенн очень скоро стало душно и скучно. Мужчины, по ее мнению,
выглядели, как нелепые манекены, а все женщины поголовно походили на отставных
кокоток. Ее кавалер Кристиан Бернар-Вермийон, всего-навсего сын владельца
железных дорог, суетился как мог, пытаясь угодить своей повелительнице. Он подал
ей веер, поднес лимонад, но веер был с презрением отвергнут, а лимонад тут же
вылит на ни в чем не повинный фикус. Бедный Кристиан был удручен. Он был
раздавлен. Он был уничтожен.
Как последнее средство он предложил уйти отсюда. У папы званый ужин, там
собрались самые приличные люди… Да, да, самое изысканное общество, продолжал он,
ободренный молчанием красавицы. Есть даже один писатель, которого прочат в
преемники Виктору Гюго. Правда, сам мэтр, которому пошел уже восьмой десяток,
категорически с этим не согласен и будто бы даже заявил, что лучше остаться
вовсе без преемников, нежели слышать, как учиняют подобное надругательство над
музой поэзии. Кто, собственно, подразумевался под музой и над кем учиняли
надругательство
»Вербинина Валерия
»Детективы,Криминал, Триллеры
В библиотеку
