Темное солнце | Сделать закладку
следовал душераздирающий рассказ о
том, как он, Филибер из знаменитого рода де Ланже, всех перехитрил и, уже на
подходе к Риге сообразив, что в его отсутствие что-то затевается, нарушил приказ
и вернулся со своими людьми обратно.
Он готов был перевернуть вверх дном небо и землю, если с его лучшим другом
Боэмундом что-то случилось, и еще раз перевернуть их, если хоть волос упал с
головы какого-то Мишеля, о котором никто, кроме него, в замке отродясь не
слыхивал.
Вежливость и элементарные правила приличия были совершенно ему чужды, что
следует хотя бы из того, что, завидев Мадленку и своего приятеля ранеными, он
приволок им врача и исповедника, причем врача (полуодетого, точнее,
полураздетого) тащил за загривок левой рукой, а исповедника, коим, на свою беду,
оказался многострадальный ксендз Домбровский, едва не потерявший сознание от
страха, волок в правой.
Ксендзу было велено молиться, и как следует, а врачу Филибер пообещал, что
кинет его со стены, ежели с Мадленкой что-то случится. Похоже, что напутствия
гиганта сделали свое дело, потому что врач извлек из Мадленки стрелу и остановил
кровь, так что через три дня она смогла уже вставать с постели, а еще через день
смог ходить и Боэмунд. Пан Кондрат, получив самые торжественные заверения и
Августа, и анжуйца в том, что ни один из них не замышляет и не замышлял
каких-либо военных действий друг против друга, отбыл в Краков, чтобы развлечь
короля Владислава рассказом о князе Доминике, оказавшемся самозванцем.
Воздадим должное его фантазии: в его изложении панна Анджелика вышла весьма
непривлекательной особой непонятного происхождения, зато панна Магдалена
Соболевская оказалась чистейшей прелести чистейшим образцом, в который, ясное
дело, без ума влюбились весьма достойный князь Август Яворский, так называемый
князь Доминик, один громкоголосый парень из Анжу, состоящий в войске
крестоносцев, и другой, молчаливый и синеглазый, из тех же крестоносцев.
Те, кто слышал пана Кондрата, оставались при убеждении, что все заварилось
именно из-за этой самой ненаглядной Магдалены, а некий прелат, воздев перст с
искрящимся рубином, припомнил даже притчу о некой Еве, из-за капризов которой ее
законный муж вкупе со всем остальным человечеством лишился райских кущ. Саму
Мадленку, надо полагать, такое сравнение только позабавило бы, хотя в первые дни
после ранения ей было вовсе не до смеха. Ей было трудно дышать, голова у нее
кружилась, перед глазами все плыло, так что, несмотря на обнадеживающие
заверения врача, она думала, что умирает; а когда поняла, что это не так, стала
бояться, что может умереть другой человек, который был ей небезразличен, и тогда
сама жизнь ей станет не нужна. Но Боэмунд быстро поправился; врач поражался
крепости его организма, тогда как Август, хоть и был ранен легче, чем его бывший
противник, все еще лежал в постели.
том, как он, Филибер из знаменитого рода де Ланже, всех перехитрил и, уже на
подходе к Риге сообразив, что в его отсутствие что-то затевается, нарушил приказ
и вернулся со своими людьми обратно.
Он готов был перевернуть вверх дном небо и землю, если с его лучшим другом
Боэмундом что-то случилось, и еще раз перевернуть их, если хоть волос упал с
головы какого-то Мишеля, о котором никто, кроме него, в замке отродясь не
слыхивал.
Вежливость и элементарные правила приличия были совершенно ему чужды, что
следует хотя бы из того, что, завидев Мадленку и своего приятеля ранеными, он
приволок им врача и исповедника, причем врача (полуодетого, точнее,
полураздетого) тащил за загривок левой рукой, а исповедника, коим, на свою беду,
оказался многострадальный ксендз Домбровский, едва не потерявший сознание от
страха, волок в правой.
Ксендзу было велено молиться, и как следует, а врачу Филибер пообещал, что
кинет его со стены, ежели с Мадленкой что-то случится. Похоже, что напутствия
гиганта сделали свое дело, потому что врач извлек из Мадленки стрелу и остановил
кровь, так что через три дня она смогла уже вставать с постели, а еще через день
смог ходить и Боэмунд. Пан Кондрат, получив самые торжественные заверения и
Августа, и анжуйца в том, что ни один из них не замышляет и не замышлял
каких-либо военных действий друг против друга, отбыл в Краков, чтобы развлечь
короля Владислава рассказом о князе Доминике, оказавшемся самозванцем.
Воздадим должное его фантазии: в его изложении панна Анджелика вышла весьма
непривлекательной особой непонятного происхождения, зато панна Магдалена
Соболевская оказалась чистейшей прелести чистейшим образцом, в который, ясное
дело, без ума влюбились весьма достойный князь Август Яворский, так называемый
князь Доминик, один громкоголосый парень из Анжу, состоящий в войске
крестоносцев, и другой, молчаливый и синеглазый, из тех же крестоносцев.
Те, кто слышал пана Кондрата, оставались при убеждении, что все заварилось
именно из-за этой самой ненаглядной Магдалены, а некий прелат, воздев перст с
искрящимся рубином, припомнил даже притчу о некой Еве, из-за капризов которой ее
законный муж вкупе со всем остальным человечеством лишился райских кущ. Саму
Мадленку, надо полагать, такое сравнение только позабавило бы, хотя в первые дни
после ранения ей было вовсе не до смеха. Ей было трудно дышать, голова у нее
кружилась, перед глазами все плыло, так что, несмотря на обнадеживающие
заверения врача, она думала, что умирает; а когда поняла, что это не так, стала
бояться, что может умереть другой человек, который был ей небезразличен, и тогда
сама жизнь ей станет не нужна. Но Боэмунд быстро поправился; врач поражался
крепости его организма, тогда как Август, хоть и был ранен легче, чем его бывший
противник, все еще лежал в постели.
»Вербинина Валерия
»Детективы,Криминал, Триллеры
В библиотеку
