Темное солнце | Сделать закладку
ее новой подопечной.
Мадленка говорила по-польски, по-латыни, по-немецки и даже по-флорентийски — так
именовался в те времена наиболее популярный диалект сладкозвучного итальянского
языка; она отличалась набожностью, хотя ее знание Священного Писания оставляло
желать лучшего, была прилежна и любознательна — однако, несмотря на это, мать
Евлалию мучили сомнения.
Очень уж далека казалась ей смешная девчонка с оттопыренными ушками от
образа благочинной послушницы, слишком была восторженна и наивна, а
непоседливостью и вовсе напоминала настоятельнице умильную обезьянку. С другой
стороны, сердце у Мадленки было доброе, и проницательная мать Евлалия не
сомневалась, что при надлежащем подходе из нее многое может получиться. Чем
неподатливее материал, тем благороднее выходит творение, и поэтому
настоятельница не стала долго медлить с согласием.
Госпожа Анна ликовала; благородный шляхтич Соболевский радовался, ибо ему
приятно было в кои-то веки видеть свою жену довольной, о мнении же Мадленки
касательно того, как родители распорядились ее судьбой, мы не имеем решительно
никаких достоверных сведений, ибо подобные мелочи в те времена никого не
интересовали.
Как только стало известно, что Мадленка едет в монастырь, служанки стали
укладывать ее вещи; тогда было принято отрекаться от мира, не забывая, однако
же, о том, что платья и драгоценности, облекающие тело, нисколько не вредят душе
и что презренный металл — деньги — уходит на поддержание того же тела в
приличном состоянии, от чего душа опять-таки только выигрывает.
Мадленка, однако, мало участвовала в этих сборах; она сидела нахохлившись и
думала, что если был бы жив старый дед (он умер прошлой весной в возрасте
восьмидесяти четырех лет), он бы не позволил, чтобы его драгоценную внучку, в
которой он души не чаял, вверили какой-то благообразной выдре с холодными
руками, будь она хоть сама королева и жена короля.
Надо сказать, что Мадленка почти боготворила деда; она была самой верной
слушательницей его бесконечных историй и самой рьяной почитательницей его
многообразных ратных талантов. Дед много путешествовал по всему свету и бывал в
таких местах, о которых другие отродясь не слыхали; один раз его занесло даже в
Париж, во владения короля французского, до которых в то время было отнюдь не
рукой подать. Дед был для Мадленки образцом всех мыслимых и немыслимых
добродетелей: умный, честный, гордый, независимый и храбрый.
Об отваге его и вовсе ходили легенды; всю свою долгую жизнь он воевал — с
крестоносцами, с татарами, с литовцами, со своими же поляками и опять с
крестоносцами — и не сложил оружия даже тогда, когда иные, более слабые духом,
помышляют о покое. И то сказать, уже в преклонном возрасте, за семьдесят, дед
участвовал в знаменитой Грюнвальдской битве, где было наголову разбито
Мадленка говорила по-польски, по-латыни, по-немецки и даже по-флорентийски — так
именовался в те времена наиболее популярный диалект сладкозвучного итальянского
языка; она отличалась набожностью, хотя ее знание Священного Писания оставляло
желать лучшего, была прилежна и любознательна — однако, несмотря на это, мать
Евлалию мучили сомнения.
Очень уж далека казалась ей смешная девчонка с оттопыренными ушками от
образа благочинной послушницы, слишком была восторженна и наивна, а
непоседливостью и вовсе напоминала настоятельнице умильную обезьянку. С другой
стороны, сердце у Мадленки было доброе, и проницательная мать Евлалия не
сомневалась, что при надлежащем подходе из нее многое может получиться. Чем
неподатливее материал, тем благороднее выходит творение, и поэтому
настоятельница не стала долго медлить с согласием.
Госпожа Анна ликовала; благородный шляхтич Соболевский радовался, ибо ему
приятно было в кои-то веки видеть свою жену довольной, о мнении же Мадленки
касательно того, как родители распорядились ее судьбой, мы не имеем решительно
никаких достоверных сведений, ибо подобные мелочи в те времена никого не
интересовали.
Как только стало известно, что Мадленка едет в монастырь, служанки стали
укладывать ее вещи; тогда было принято отрекаться от мира, не забывая, однако
же, о том, что платья и драгоценности, облекающие тело, нисколько не вредят душе
и что презренный металл — деньги — уходит на поддержание того же тела в
приличном состоянии, от чего душа опять-таки только выигрывает.
Мадленка, однако, мало участвовала в этих сборах; она сидела нахохлившись и
думала, что если был бы жив старый дед (он умер прошлой весной в возрасте
восьмидесяти четырех лет), он бы не позволил, чтобы его драгоценную внучку, в
которой он души не чаял, вверили какой-то благообразной выдре с холодными
руками, будь она хоть сама королева и жена короля.
Надо сказать, что Мадленка почти боготворила деда; она была самой верной
слушательницей его бесконечных историй и самой рьяной почитательницей его
многообразных ратных талантов. Дед много путешествовал по всему свету и бывал в
таких местах, о которых другие отродясь не слыхали; один раз его занесло даже в
Париж, во владения короля французского, до которых в то время было отнюдь не
рукой подать. Дед был для Мадленки образцом всех мыслимых и немыслимых
добродетелей: умный, честный, гордый, независимый и храбрый.
Об отваге его и вовсе ходили легенды; всю свою долгую жизнь он воевал — с
крестоносцами, с татарами, с литовцами, со своими же поляками и опять с
крестоносцами — и не сложил оружия даже тогда, когда иные, более слабые духом,
помышляют о покое. И то сказать, уже в преклонном возрасте, за семьдесят, дед
участвовал в знаменитой Грюнвальдской битве, где было наголову разбито
»Вербинина Валерия
»Детективы,Криминал, Триллеры
В библиотеку
