Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

называется, не дурак
выпить. Всю свою жизнь он безотлучно провел при старшей сестре, матери Амалии,
и, когда дела самой Амалии значительно улучшились – отчасти благодаря браку,
отчасти благодаря пребыванию в особой службе, – ей пришлось, как до того
Аделаиде Станиславовне, мириться с присутствием Казимира и выплачивать ему
содержание, чтобы он мог по-прежнему баловаться карточной игрой, пить дорогое
шампанское и заводить романы с хорошенькими женщинами. Всякий раз, когда
очередной непрошеный родственник являлся к Амалии, она представляла себе, что
отныне ей придется терпеть не одного Казимира, а двух, и при мысли об этом ее
голос становился таким ледяным, а манеры – такими неприятными, что гость, не
успев пробормотать свою просьбу о теплом местечке для себя или для сына, уже
пятился к дверям.
Не то чтобы Казимир был каким-то подлецом или законченным мерзавцем – Амалия
успела достаточно повидать жизнь, чтобы понять: бывают люди и куда хуже него; но
он был невыносимо, чудовищно эгоистичен и даже знать не желал о том, что помимо
его желаний в мире существуют и другие, с которыми надо считаться. Больше всего
на свете он боялся двух вещей – смерти в богадельне и женитьбы. Причем женитьбу,
пожалуй, можно поставить на первое место. Казимир прекрасно понимал, что никто
не станет так носиться с ним, как сестра, потакавшая его слабостям и
заставлявшая дочь с ними считаться, и до ужаса боялся, что однажды, в один
далеко не прекрасный день, его свободе придет конец. Кажется, этот страх
поселился в нем с тех пор, когда он встретил старого приятеля Болека, заводилу
Болека, с которым они славно проказили во время учебы у иезуитов; и Казимир не
мог забыть то жуткое чувство, когда лет через семь после окончания школы он
вновь увидел своего друга, женатого, плешивого, с синяками под глазами,
совершенно облетевшего, как дерево осенью. Боже! Неужели перед ним был тот самый
Болек, с которым они лазили к черноглазой Ирене за пирожками и поцелуями? Какой
же он сделался старый, несчастный, и как им помыкала его измученная, постаревшая
от многочисленных родов жена, и какой у него затравленный вид, и как униженно он
говорил о том, где бы ему перехватить денег до рождения очередного ребенка…
Казимир никогда никому не рассказывал, но именно после встречи с Болеком он
определенно понял, что семейная жизнь – не для него. Он так боялся попасться,
так боялся оказаться в положении, когда честный человек просто обязан жениться,
что даже романы заводил исключительно с замужними, положительными дамами. И то –
не далее как несколько дней тому назад Казимир едва не обжегся, и Амалия,
вспомнив об этом случае, невольно улыбнулась.
– Что? – спросила Аделаида Станиславовна, зорко наблюдавшая за ней.
– Так, – беспечно отмахнулась Амалия. – А где дядя сейчас?
– У себя, – вздохнула ее мать. – Второй день почти не ест, бедный.