Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

ж посмеет тогда тронуть вашу невестку? Верно
ведь, Сеит? Ты так думаешь, вот хотим Джамилю возницей поставить, да мать не
соглашается, уговори ты ее.
Мне польстила похвала бригадира и то, что он советуется со мной, как со
взрослым человеком. К тому же я сразу представил себе, как будет хорошо вместе с
Джамилей ездить на станцию. И, сделав серьезное лицо, я сказал матери:
— Ничего ей не сделается. Что, ее волки съедят, что ли?
И, как завзятый ездовой, деловито сплюнув сквозь зубы, я поволок за собой
кнут, степенно покачивая плечами.
— Ишь ты! — изумилась мать и вроде бы обрадовалась, но тут же сердито
прикрикнула: — Я вот тебе покажу волков, тебе-то откуда знать, умник какой
нашелся!
— А кому же знать, как не ему, он у вас джигит двух семейств, гордиться
можете! — вступился за меня Орозмат, опасливо поглядывая на мать, как бы она
опять не заупрямилась.
Но мать не возразила ему, только как-то сразу поникла и проговорила, тяжело
вздохнув:
— Какой уж там джигит, дитя еще, да и то день и ночь пропадает на работе…
Джигиты-то наши ненаглядные бог знает где! Опустели наши дворы, точно брошенное
стойбище…
Я уже отошел далеко и не расслышал, что еще говорила мать. На ходу хлестнул
кнутом угол дома так, что пыль пошла, и, не ответив даже на улыбку сестренки,
которая, прихлопывая ладошками, лепила во дворе кизяки, важно прошел под навес.
Тут я присел на корточки и не спеша вымыл руки, поливая себе из кувшина. Войдя
затем в комнату, я выпил чашку кислого молока, а вторую отнес на подоконник и
принялся крошить туда хлеб.
Мать и Орозмат все еще были во дворе. Только они уже не спорили, а вели
спокойный негромкий разговор. Должно быть, они говорили о моих братьях. Мать то
и дело вытирала припухшие глаза рукавом платья и, задумчиво кивая головой в
ответ на слова Орозмата, который, видно, утешал ее, смотрела затуманенным взором
куда-то далеко-далеко, поверх деревьев, будто надеялась увидеть там своих
сыновей.
Поддавшись печали, мать, кажется, согласилась на предложение бригадира. А
он, довольный, что добился своего, стегнул лошадь камчой и выехал со двора
быстрой иноходью.
Ни мать, ни я не подозревали, чем все это кончится.


Я нисколько не сомневался, что Джамиля управится с пароконной бричкой.
Лошадей она знала, ведь Джамиля — дочь табунщика из горного аила Бакаир. Наш
Садык тоже был табунщиком. Однажды весной на скачках он будто не сумел догнать
Джамилю. Кто его знает, правда ли, но говорили, что после этого оскорбленный
Садык похитил ее. Другие, впрочем, утверждали, что женились они по любви. Но как
бы там ни было, а прожили они вместе всего четыре месяца. Потом началась война,
и Садыка призвали в армию.
Не знаю, чем объяснить, может быть, оттого, что Джамиля с детства гоняла с
отцом табуны, — она у него была одна, и за дочь и за сына, — но в характере у
нее проявлялись