Джамиля | Сделать закладку
по соседству. Да и не только мы, а вся
Аральская улица, протянувшаяся вдоль аила в междуречье, — наши одноплеменники,
все мы из одного рода.
Вскоре после коллективизации умер хозяин Малого дома. Жена его осталась с
двумя малолетними сыновьями. По старому обычаю родового адата, которого тогда
еще придерживались в аиле, нельзя выпускать на сторону вдову с сыновьями, и наши
одноплеменники женили на ней моего отца. К этому его обязывал долг перед духами
предков — ведь он доводился покойному самым близким родственником.
Так появилась у нас вторая семья. Малый дом считался самостоятельным
хозяйством: со своей усадьбой, со своим скотом, но, по существу, мы жили вместе.
Малый дом тоже проводил в армию двух сыновей. Старший, Садык, ушел вскоре
после того, как женился. От них мы получали письма — правда, с большими
перерывами.
В Малом доме остались мать, которую я называл «кичи-апа» — младшей матерью,
и ее невестка — жена Садыка. Обе они с утра до вечера работали в колхозе. Моя
младшая мать, добрая, покладистая, безобидная женщина, в работе не отставала от
молодых, будь то рытье арыков или поливы, — словом, прочно держала в руках
кетмень. Судьба словно в награду послала ей работящую невестку. Джамиля была под
стать матери — неутомимая, сноровистая, только вот характером немного иная.
Я горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мы очень дружили, но не смели
друг друга называть по имени. Будь мы из разных семей, я бы, конечно, звал ее
Джамиля. Но я называл ее «джене», как жену старшего брата, а она меня «кичине
бала» — маленьким мальчиком, хотя я вовсе не был маленьким и разница у нас в
годах совсем невелика. Но так уж заведено в аилах: невестки называют младших
братьев мужа «кичине бала» или «мой кайни».
Домашним хозяйством обоих дворов занималась моя мать. Помогала ей сестренка,
смешная девочка с ниточками в косичках. Мне никогда не забыть, как усердно она
работала в те трудные дни. Это она пасла за огородами ягнят и телят обоих
дворов, это она собирала кизяк и хворост, чтобы всегда было в доме топливо, это
она, моя курносая сестренка, скрашивала одиночество матери, отвлекая ее от
мрачных дум о сыновьях, пропавших без вести.
Согласием и достатком в доме наше большое семейство обязано моей матери. Она
полновластная хозяйка обоих дворов, хранительница семейного очага. Совсем
молоденькой вошла она в семью наших дедов-кочевников и потом свято чтила их
память, управляя семьями по всей справедливости. В аиле с ней считались как с
самой почтенной, совестливой и умудренной опытом хозяйкой. Всем в доме ведала
мать. Отца, по правде говоря, жители аила не признавали главой семьи. Не раз
приходилось слышать, как люди по какому-либо поводу говорили: «Э-э, да ты лучше
не иди к устаке, — так почтительно у нас называют мастеровых людей, — он только
и знает, что свой топор. У них старшая мать всему
Аральская улица, протянувшаяся вдоль аила в междуречье, — наши одноплеменники,
все мы из одного рода.
Вскоре после коллективизации умер хозяин Малого дома. Жена его осталась с
двумя малолетними сыновьями. По старому обычаю родового адата, которого тогда
еще придерживались в аиле, нельзя выпускать на сторону вдову с сыновьями, и наши
одноплеменники женили на ней моего отца. К этому его обязывал долг перед духами
предков — ведь он доводился покойному самым близким родственником.
Так появилась у нас вторая семья. Малый дом считался самостоятельным
хозяйством: со своей усадьбой, со своим скотом, но, по существу, мы жили вместе.
Малый дом тоже проводил в армию двух сыновей. Старший, Садык, ушел вскоре
после того, как женился. От них мы получали письма — правда, с большими
перерывами.
В Малом доме остались мать, которую я называл «кичи-апа» — младшей матерью,
и ее невестка — жена Садыка. Обе они с утра до вечера работали в колхозе. Моя
младшая мать, добрая, покладистая, безобидная женщина, в работе не отставала от
молодых, будь то рытье арыков или поливы, — словом, прочно держала в руках
кетмень. Судьба словно в награду послала ей работящую невестку. Джамиля была под
стать матери — неутомимая, сноровистая, только вот характером немного иная.
Я горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мы очень дружили, но не смели
друг друга называть по имени. Будь мы из разных семей, я бы, конечно, звал ее
Джамиля. Но я называл ее «джене», как жену старшего брата, а она меня «кичине
бала» — маленьким мальчиком, хотя я вовсе не был маленьким и разница у нас в
годах совсем невелика. Но так уж заведено в аилах: невестки называют младших
братьев мужа «кичине бала» или «мой кайни».
Домашним хозяйством обоих дворов занималась моя мать. Помогала ей сестренка,
смешная девочка с ниточками в косичках. Мне никогда не забыть, как усердно она
работала в те трудные дни. Это она пасла за огородами ягнят и телят обоих
дворов, это она собирала кизяк и хворост, чтобы всегда было в доме топливо, это
она, моя курносая сестренка, скрашивала одиночество матери, отвлекая ее от
мрачных дум о сыновьях, пропавших без вести.
Согласием и достатком в доме наше большое семейство обязано моей матери. Она
полновластная хозяйка обоих дворов, хранительница семейного очага. Совсем
молоденькой вошла она в семью наших дедов-кочевников и потом свято чтила их
память, управляя семьями по всей справедливости. В аиле с ней считались как с
самой почтенной, совестливой и умудренной опытом хозяйкой. Всем в доме ведала
мать. Отца, по правде говоря, жители аила не признавали главой семьи. Не раз
приходилось слышать, как люди по какому-либо поводу говорили: «Э-э, да ты лучше
не иди к устаке, — так почтительно у нас называют мастеровых людей, — он только
и знает, что свой топор. У них старшая мать всему
»Айтматов Чингиз
»Роман,Проза
В библиотеку
