Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

лишь строго ограниченная
временем отсрочка исполнения приговора. Когда я открыл окно, в комнату, как клуб
черного пара, ворвался пропитанный дождем ветер. Захлебнувшись им, я закашлялся,
снял темные очки и вытер слезы. Электрические провода, верхушки столбов, карнизы
стоящих в ряд домов вдали, на широкой улице, слабо поблескивали, когда на них
падал свет фар проносившихся мимо автомобилей, точно следы мела на черной доске.
В коридоре послышались шаги. Привычным движением я снова надел очки. Из
магазина принесли постельные принадлежности, которые я заказал через
управляющего. Деньги я подсунул под дверь и попросил оставить покупки в
коридоре.
Итак, приготовления к старту как будто закончены. Я разделся и открыл
платяной шкаф. В створку с внутренней стороны было вделано зеркало. Я снова снял
очки, сбросил повязку и, пристально вглядываясь в зеркало, начал разбинтовывать
лицо. Намотанные в три слоя бинты насквозь пропитались потом и стали вдвое
тяжелее, чем утром, когда я их наматывал.
Как только я освободил лицо от бинтов, на него выползли полчища пиявок —
багровые, переплетающиеся келоидные рубцы… Ну что за отвратительное зрелище!..
Все это повторяется каждый день, как урок, — пора бы привыкнуть.
Меня еще больше разозлил мой, казалось бы, беспричинный испуг. Если
вдуматься — не имеющая никаких оснований, неразумная чувствительность. Стоит ли
поднимать такой шум из-за какой-то оболочки человека, да еще из-за ее небольшой
части — кожи лица? Честно говоря, подобный предрассудок, устоявшийся взгляд
ничуть не удивителен. Например, вера в колдовство… расовые предрассудки…
безотчетный страх перед змеями (или тот же болезненный страх перед тараканами, о
котором я уже писал)… Вот потому-то не прыщавый желторотый юнец, живущий
иллюзиями, но даже я, заведующий важной лабораторией в солидном институте и
накрепко, чуть ли не корабельным канатом привязанный к обществу, страдал от
охватившей меня душевной аллергии. Прекрасно сознавая, что для особой ненависти
к этому обиталищу пиявок нет никаких оснований, я ничего не мог поделать с собой
и испытывал к нему непреодолимое отвращение.
Я, разумеется, предпринимал бесчисленные попытки преодолеть себя. Чем пройти
мимо, отвернувшись, гораздо лучше посмотреть правде в глаза и привыкнуть к
своему положению раз и навсегда. Если сам перестанешь обращать внимание, другие
начнут поступать так же. Это несомненно. Исходя из этого, я и в институте стал
часто говорить о своем лице. Я, например, с наигранной веселостью сравнивал себя
с чудовищем в маске, которое показывают в телевизионных мультфильмах. Говорил с
той же наигранной веселостью, как удобно видеть и не быть видимым, когда можешь
подсматривать за другими, для которых выражение твоего лица скрыто. Самый
быстрый способ привыкнуть самому — приучать других.
Такой результат был, пожалуй, достигнут.