Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

прекратить
ожидание, кладет руку на плечо брата, трясет его, стараясь разбудить, и шепчет:
— Ты меня не поцелуешь?
Брат слишком растерян, чтобы и дальше притворяться спящим. Приоткрыв глаза и
глядя на прозрачный, точно фарфор, профиль сестры, он не в силах обругать ее, но
и не может, конечно, выполнить такую просьбу. Однако сестра не сдается.
— Завтра ведь может быть война… — умоляя, задыхаясь, заклиная, шепчет она,
все приближая и приближая губы к его губам.
Так отчаянное разрушение запрета порождает безумное неполное сгорание между
двумя молотками, бьющими не в такт — между злостью и желанием. Любовь и
отвращение… нежность и желание убить… согласие и отказ… ласки и побои — все
ускоряющееся падение, играющее непримиримыми страстями, падение, отрезающее путь
назад… Если назвать это бесстыдством, то разве хоть кто-нибудь из их поколения
может избежать того, чтобы не быть втянутым в подобное бесстыдство?
Небо посветлело, приближается рассвет. Девушка, прислушиваясь к дыханию
спящего брата, тихонько поднимается и начинает одеваться. У изголовья брата она
кладет заранее приготовленные два конверта и крадучись выходит из комнаты. Как
только дверь за ней затворилась, брат, который, казалось, спал, открывает глаза.
С полуоткрытых губ срывается глухой стон, по щекам текут слезы. Он встает с
постели, подходит к окну и, со скрипом сжав зубы, осторожно смотрит, чуть
высунувшись над подоконником. Он видит, как девушка, точно белая птица,
стремительно бежит к мрачно вздымавшемуся морю. Волна раз за разом отбрасывает
белую птицу, но, наконец поборов ее, девушка, то исчезая, то показываясь вновь,
плывет в открытое море.
Брату становится невмоготу стоять на коленях на жестком полу, вдали
всплывает линия красных фонарей, и это на миг отвлекает его внимание, а когда он
снова смотрит туда, где раньше белой точкой плыла сестра, уже ничего не видно.

* * *

Все твердо убеждены, что сказка о гадком утенке обязательно заканчивается
лебединой песней. Вот тут-то и возникает оппортунизм. Хорошо самому испытать то,
что испытывает лебедь. Какую бы песню ни пели тебе другие — это смерть, полное
поражение. Мне это отвратительно. Увольте. Если я умру, никто не подумает обо
мне, как о лебеде, и, значит, я могу рассчитывать на победу… Когда я посмотрел
этот фильм, он вызвал лишь раздражение, но сейчас другое дело. Я не могу не
завидовать той девушке.
Она по крайней мере действовала. С каким огромным мужеством разрушила она,
казалось бы, непреодолимую запретную ограду. Ну, а то, что она умерла, — так
ведь это же по своей собственной воле, и насколько это лучше, чем
бездействовать. Вот почему эта девушка заставила совершенно постороннего
человека испытать горькое чувство раскаяния, ощутить себя чуть ли не
соучастником преступления.
Ладно, я тоже дам маске еще один шанс, к счастью, она