Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

бы мне не войти? Посидим, поговорим.
Несмотря ни на что, в голове Тодда шевелился червячок сомнения. А
вдруг ошибка? Это тебе не упражнение в учебнике. Это настоящее. Вот почему
он почувствовал огромную радость (ЛЕГКУЮ радость, как он уточнит для себя
позднее), когда Дюссандер сказал:
- Ты, конечно, можешь зайти на минутку. Просто я не хочу, чтобы у
тебя были неприятности, понятно?
- Еще бы, мистер Дюссандер, - сказал Тодд, переступая порог.
Дюссандер закрыл за ним дверь, словно отрезав утро.

В доме пахло затхлостью и спиртным. Такие запахи иногда держались по
утрам и у них дома, после вечеринки накануне, пока мама не открывала
настежь окна. Правда, тут было похуже. Тут запахи въелись и все собой
пропитали. Запахи алкоголя, подгоревшего масла, пота, старой одежды и еще
лекарств - ментола и, кажется, валерьянки. В прихожей темнотища, и рядом
этот Дюссандер - втянул голову в ворот, этакий гриф-стервятник, ждущий,
когда раненое животное испустит дух. Сейчас, невзирая на двухдневную
щетину и обвислую дряблую кожу, Тодд явственно увидел перед собой офицера
в черной эсэсовской форме; на улице, при дневном свете, воображение не
бывало столь услужливым. Страх, точно ланцет, полоснул Тодда по животу.
ЛЕГКИЙ страх, поправится он позднее.
- Имейте в виду, если со мной что-нибудь случится...

Дюссандер презрительно отмахнулся и прошаркал мимо него в своих
шлепанцах, как бы приглашая за собой в гостиную. Тодд почувствовал, как
кровь прихлынула к щекам. Улыбка увяла. Он последовал за стариком.

И вот еще одно разочарование, которого, впрочем, следовало ожидать.
Ни тебе писанного маслом портрета Гитлера с упавшей челкой и неотступным
взглядом. Ни тебе боевых медалей под стеклом, ни почетного меча на стене,
ни "люгера" или "Вальтера" ни камине (и самого-то камина, сказать по
правде, не было). Все правильно, что он, псих, что ли, выставлять такие
вещи на обозрение. Тодд не мог внутренне согласиться с этим резоном, и все
же трудно было вот так сразу выкинуть из головы то, чем тебя пичкали в
кино и по телевизору. Он стоял в гостиной одинокого старика, живущего на
худосочную пенсию. Допотопный "ящик" с комнатной антенной - концы
металлических рожек обмотаны фольгой для лучшего приема. На полу
облысевший серый коврик. На стене, вместо портрета Гитлера, свидетельство
о гражданстве, в рамке, и фотография женщины в чудной шляпке.

- Моя жена, - с чувством произнес Дюссандер. - Она умерла в пятьдесят
пятом... легкие. Не знаю, как я пережил это.
К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобы затем, чтобы
получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал пальцами абажур
настольной лампы.
- Перестань! - рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегка отпрянул.
- Отлично, - сказал он с искренним восхищением. - Сразу чувствуется
начальник. А кстати, это