Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

- я не слышал, потому что вдруг с ужасающей ясностью понял - Ленки
больше нет.
Пошатываясь, подошел Петрович - дурацкая маска все еще болталась на шее, за
прошедшие десять минут он успел полностью высохнуть. Мы как по команде подались
к нему, сгрудившись вокруг, будто перепуганные щенки...
– Идите в палатки, ребята... - только и сказал он, и голос нашего тренера,
всегда звучавший для нас Гласом Божьим вдруг оказался тонким и хрупким, как
пергамент.
И мы пошли. Мимо опять пронесся джип Гарковена - стекла его хамелеонов на
миг сверкнули в нашу сторону, и мне почему-то стало не по себе.

***

Море дышало вечерней влагой, вдребезги расшибаясь о прибрежную гальку.
Фиолетовое небо было чистым-чистым, без привычных росчерков инверсионных следов
- полеты пока прикрыли, в ангарах команды техников по винтикам перебирали все
машины на предмет скрытых неполадок. В отдельном боксе спешно собранная комиссия
по кусочкам изучала то, что осталось от ленкиного "Ската".
Шурша кроссовками я спустился с откоса на берег - к темному силуэту Янки на
фоне закатной дорожки.
Пахло йодом и степью.
– Есть остров на том океане, - не оборачиваясь, сказала Янка, пустынный и
мрачный гранит... На острове том есть могила, а в ней император зарыт...
– К чему ты это? - спросил я.
– Вспомнилось, - она села прямо на мокрый валун, опустив босые ноги в воду.
- Есть такое стихотворение у Лермонтова. Называется "Летучий корабль". О
Наполеоне.
Ее кроссовки лежали у самой линии прибоя. Я нагнулся за ними.
– Пойдем. Уже скоро отбой...
– Иди, - Янка зябко ссутулилось, и мне вдруг захотелось обнять ее, согреть.
- Я догоню...
Возвращаться без нее я не собирался. Мы все чувствовали себя не лучшим
образом, но Яна - лучшая Ленкина подруга. Вслух никто об этом не говорил, но
имелись серьезные основания считать, что их отношения были гораздо ближе простой
дружбы, и мне вовсе не хотелось, чтобы Янка выкинула какую-нибудь глупость.
Я сел, машинально набрал в кулак мелкой гальки. Гладкие камни оказались
неожиданно теплыми по сравнению с вечерней прохладой.
– Петровича жалко, - сказала Янка, не оборачиваясь. - И Еву, наверное,
отстранят...
Ева - наш младший тренер. Именно она этим утром вела Ленку с земли.
– Петрович сейчас в куполе, у Гарковена, - сказал я. - Может быть, ему и
удастся отстоять Еву. Ведь нарушения техники безопасности не было.
– Юра... Как ты думаешь, нас снимут с соревнований?
Я ее понимал. Ленка значила для Яны слишком много, и сейчас она спасалась
единственным доступным способом - пыталась заглушить большую боль меньшей.
– Не знаю... Смотря что скажет комиссия. Там еще какой-то хмырь из Федерации
приперся - Гарковен так и стелется, видать, крупная шишка...
Снять нас могли запросто - просто от греха подальше. В Федерации к
российским командам отношение особое - почему-то