Сеть Знакомств и общения Rose-Vetrov

дверей стоят слуги: Фаддей, Аркаша,
Глаша. Фаддей неодобрительно качает головой. Аркаша разинул рот. Глаша испуганно прикрыла губки ладонью.
Ян и Инга тоже изумлены, переглядываются.
ЯН: Это что ещё за немая сцена?
Застывшие фигуры оживают.
КАЗИМИР ИОСИФОВИЧ: Убит! Раздавлен пятою судьбы! Как червь! Ян, сын мой, мы погибли!
ЛИДИЯ АНАТОЛЬЕВНА: Инга! Ангел мой! Это сон! Чудесный сон!
СТАНИСЛАВ ИОСИФОВИЧ (вытирая лоб платком): Уф, даже в жар кинуло! С одной стороны, это, конечно, обидно - так
обойтись с родным братом, то есть, собственно, с обоими братьями... Но, с другой стороны, это его право.
ДОКТОР ДИКСОН: It's unbelievable... Прошу вас, sir... сударь, прочтите ещё раз!
ЛИДИЯ АНАТОЛЬЕВНА И СТАНИСЛАВ ИОСИФОВИЧ: Да-да, пожалуйста! Прочтите снова!
КАЗИМИР ИОСИФОВИЧ: Вот именно, снова! Проклятье! Когда я трезв, ничего не соображаю... Какой, к чёртову дедушке
веер? Ян, где моя фляжечка? Отдай!
ЯН: Когда уедем, не раньше. Кто клятву давал? Я только на этом условии с вами и поехал...
КАЗИМИР ИОСИФОВИЧ: Изверг, отцеубийца! Один глоточек коньячку! Ведь гибель последней надежды!
СТАНИСЛАВ ИОСИФОВИЧ: Помолчи, Казимир! Читайте!
СЛЮНЬКОВ (читает): «Сего тридцатого августа 1882 года, находясь в здравом уме и трезвой памяти, я, Сигизмунд Иосифович
Борецкий, в присутствии нотариуса Степана Степановича Слюнькова...» (кланяется и вскрикивает, хватаясь за поясницу).
Проклятая поясница! «...Слюнькова объявляю мою последнюю волю касательно принадлежащего мне...»
ЛИДИЯ АНАТОЛЬЕВНА: Ах нет! Не нужно всё. Только самый конец.
СТАНИСЛАВ ИОСИФОВИЧ: Да, последнее предложение.
СЛЮНЬКОВ: Извольте. Вот: «...Всё вышеперечисленное движимое и недвижимое имущество, равно как и вклады в «Русско-
Азиатском банке» и банке «Кредит Лионнэз», завещаю моей племяннице Инге Станиславовне Борецкой...»
ИНГА (пронзительно): Я же его просила!
ЛИДИЯ АНАТОЛЬЕВНА: Господи! Да святится имя Твое!
СТАНИСЛАВ ИОСИФОВИЧ: Зачем девочке, почти ребенку, такое состояние? Душенька, ты и распорядиться им не
сможешь.
ИНГА: Ничего, папенька, мне уже 21 год, я совершеннолетняя. А что там дальше?
КАЗИМИР ИОСИФОВИЧ: Да-да, самый-то конец. Может, я недопонял? Ян, слушай!
СЛЮНЬКОВ (читает дальше): «...моему племяннику Яну Казимировичу Борецкому завещаю свой бумажный веер, который
передаю на ответственное хранение в нотариальную контору «Слюньков и Слюньков». Далее только число и подпись.
ДИКСОН: It's incredible! Absolutely incredible! Я лечил этот человек три месяца! Хоть бы мелочь завещал! Out of common
decency!
КАЗИМИР ИОСИФОВИЧ: Если б вы, доктор, его вылечили - тогда другое дело, а так за что вам? Он и мне-то, брату
любимому, согбенному под ударами судьбы, ни шиша не пожаловал... Над племянником, несчастным юношей, жестоко
поглумился. Бумажный веер, каково? Ян, сынок, принеси фляжечку... Плохо мне...
ЯН: Да ну вас к чёрту, старый вы пьяница!